Предпоследним постом навеяло воспоминания. Было это в Москве на Николо-Архангельском кладбище, я тогда еще в армии служил. У нас стояла задача привести в порядок могилку родителей нашего начальника перед каким-то праздником. Дело не хитрое, по времени нас не ограничивали, работай не хочу. А работа простая – траву выщипать, да оградку покрасить.
Занимаясь покраской оградки с правой стороны я обратил внимание на ближайшую могилку. С черного обелиска смотрел молодой парень в военной форме, наш ровесник. Взгляд зацепился за дату смерти, уж очень она была красноречивая — 31 декабря или 1 января, сейчас уже точно не помню. "Новогодний штурм", не иначе, подумал я. Сказал о своей догадке сослуживцам.
Вскоре на могилку этого парня пришла женщина и стала приводить ее в порядок. Вскоре мы разговорились с ней.
Моя догадка на счет гибели парня во время штурма почти подтвердилась. Мама парня рассказала, что дата гибели нанесена условно, так как точной даты и обстоятельств гибели она не знает. Знает только, что сын погиб в те трагические дни. Рассказала, как долго искала сына в специальных центрах, куда свозились останки бойцов найденных после боев. Затем добивалась вместе с другими матерями, чтобы выделили место на кладбище.
Видно было, что женщина многое пережила, но сейчас это было где-то глубоко у нее внутри. Она была «сухонькой», но подвижной. Наверное, именно в этой подвижности ей удавалось отвлечься от горестных мыслей. На кладбище она пришла не одна, их была небольшая группка. Вероятно, всех связывала гибель сыновей в первую чеченскую.
Сейчас уже не помню фамилии того бойца с обелиска, возможно, что за прошедшие годы обстоятельства его гибели прояснились, а может и нет. Помню, что спросил у его матери — служил ли он в 131-ой бригаде (о других я тогда и не знал). Вроде бы она ответила, что у них было другое подразделение.
Такая вот грустная история.