метка: Проза

Когда ты в армии (часть 7)

Эпилог

Ну, вот и всё, армейский путь окончен

Передо мною тысячи дорог…

(Из собственных стихов)

Вот и кончился один год моей службы. Не скажу, что это был самый плохой год в моей жизни. Были и печали и радости, но в целом я не жалею, что попал сюда, а уж тем более не жалею, что пошёл служить в армию. Как ни парадоксально, но служба дала мне толчок к карьерному росту в моей любимой области – информационных технологиях (но, как и почему это произошло я рассказывать, по определенным причинам, не буду). Еще раз напомню, что все события, описанные мною – это плод моей фантазии. Не стоит искать реальных подтверждений.

Когда ты в армии (часть 6)

Шлюхи

Шлюхи в армии дело привычное. Я бы даже сказал обыденное. Другое дело, что рассчитывать на встречу с ними могут не все. Для этого надо отслужить примерно год и заработать уважение сослуживцев в первую очередь своих «дедушек».

За людей шлюх не считают. Их продают, перекупают, меняют, выигрывают в карты. Обращаются с ними хуже, чем с собаками. Попасть в дивизию для них не составляло особого труда, а вот вырваться… Рассказывали, что одна девчонка ходившая по рукам больше месяца не выдержала и с криком «как вы меня все достали» ударила себя по голове гантелей, а потом пыталась выбросится из окна. К счастью ее спасли и только после этого отпустили. Вообще же те проститутки, которые побывали в дивизии уже никогда в жизни не подойдут к людям в зеленом камуфляже.

В дивизию проститутки попадали по разному. Один из способов – привезти с собой на машине «со службы», т.е. с очередного выезда в Москву на охрану порядка. Так однажды поступили разведчики. Купили девку у «мамки» одели в бушлат, на голову ушанку и запихнули в грузовик. Машины со «службы» приезжают в основном за полночь, так что в темноте она спокойно дошла до казарм в середине строя.

Но все же основной способ попасть в дивизию был через забор. Покупали шлюху, приносили к забору одежду, переодевали ее и под покровом сумерек отводили в роту. Так поступил и один из наших сержантов. До дома сержанту оставалось меньше чем мне. Зачем ему понадобилась проститутка сказать трудно. Думаю, он просто хотел заработать на ее перепродаже.

Девушке было лет 17-18. Судя по всему «работать» она начала недавно и «мамка» не очень ценила её поэтому легко согласилась продать её солдатам. В начале ее спрятали в ПМП (пункт медицинской помощи) который располагался у нас в роте. За вечер она обслужила весь сержантский состав. После отбоя ее переправили в столярку, где заперли до утра.

Весть о том, что в «учебке» завелась шлюха моментально облетела дивизию. На следующий день после завтрака стали подтягиваться первые желающие, пытающиеся всеми правдами и неправдами добиться с ней встречи. Но заштатник охранявший её был бывалым малым и разрешал лишь посмотреть на неё потенциальным покупателям.

Перед ужином сержант разрешил начать «общаться» с девушкой тем, кто ему что-то заплатил. За час через эту девушку прошло человек десять.

После ужина пришел покупатель из пятого полка и забрал девчонку. Как сложилась ее судьба в дальнейшем, не знаю. Слышал, что потом ее продали во второй полк, потом в четвертый, в дальнейшем следы терялись.

До сих пор помню глаза этой девчонки волею судьбы занесенной в дивизию и еще не осознавшей, куда она попала и что с ней будет в ближайшие дни.

Помню, как она спрашивала вопросительно-доверительно смотря в глаза — когда ее отведут обратно к забору. Она думала, что уже всё, а это было только самое начало.

Граната

Дело было в последний день моего пребывания в части. Вечером я должен был уехать домой. Но расслабиться не получалось. Шёл третий заключительный день учебно-методического сбора с командирами ротного звена. В дивизию съехались 95% командиров рот внутренних войск со всей России.

Это был первый сбор подобного рода, поэтому ажиотаж был большим. Наш учебный полк в полном составе был придан для обеспечения проведения занятий.

Нас (меня и второго дембеля, с которым мы вместе увольнялись) поставили на рубеж, где отрабатывалось метание учебных гранат из различных положений. Занятия проводил полковник, а солдатами рулил сержант. Сержанту мы сразу заявили, чтобы он ставил нас подальше от полковника и вообще, чтобы нас это не сильно все напрягало. Что он и сделал – меня он поставил вторым номером на метание гранат из БРДМ (это была самая дальняя позиция), а другой дембель, сидя рядом с тем же БРДМ должен был выдавать запалы к гранатам.

Подходит первая группа ротных офицеров численностью человек 50 (всего было около 10 таких групп). Мы занимаем свои позиции. В подсумках у нас по две учебных гранаты. Звучит команда начать гранатометание. Мой первый номер (молодой дух, отслуживший пару месяцев) бежит к БРДМ неуклюже забирается в люк, достает гранату, выдергивает кольцо, бросает ее в сторону мишени, сам лезет обратно в люк и захлопывает за собой крышку. В это время второй дембель считает «один, два, три, взрыв». Всё, после этого солдат открывает люк, бежит за гранатой и возвращается в строй. В принципе ничего сложного. За исключением того, что был ноябрь, и температура стояла ниже 30 градусов. А гранату можно было кидать только голой рукой. В общем, побегав, так четыре раза этот дух стал канючить, что это трудно, он замерз и вообще он устал. Мне было как-то по-фигу на его скуления, но тут меня осенила мысль – «А дай-ка я сам попробую кинуть эту гранату! А то ведь боевую я так и не кидал, так хоть учебную покидаю». Гениальная идея, сказать нечего. Меняюсь с духом местами и по следующей команде уже бегу я. Оговорюсь сразу, что до этого я не тренировался в метании гранат и уж тем более из БРДМ.

Итак, картина маслом. Я забираюсь в люк БРДМ, снимаю рукавицу, достаю гранату и вот тут я понимаю, что мои пальцы на таком морозе, да еще и от соприкосновения с металлом просто скрючились и начинают деревенеть. Тем не менее, я размахиваюсь и по окружности веду руку в сторону броска, и вот здесь случилось непредвиденное – граната срывается раньше, чем нужно. И вместо того чтобы лететь в сторону мишени она полетела вертикально вверх. Краем глаза я замечаю, как у стоявшего рядом с БРДМ дембеля начинают округляться глаза. Мы оба медленно, как в замедленной съемке, поднимаем головы и следим за полетом гранаты вверх. Как известно со школы предмет, брошенный вверх, обязательно падает обратно вниз, и я это отчетливо помнил. В это мгновение меня посетило две мысли:

«Ну, всё, домой сегодня я не уеду»

«Сейчас должны замелькать мгновения из всей жизни»

В этот момент граната начала свое падение обратно и судя по всему прямо на меня. Чудом, уклонившись от ее попадания (а весит она порядка 600 грамм) я плюхаюсь в люк, и захлопываю крышку. Причем эта крышка довольно больно бьет меня по каске. Снаружи я слышу крик «взрыв». Всё, можно вылезать. Подбегая к своем месту я услышал, как один из ротных командиров сказал другому – «ты смотри как все натурально, не показуха какая-нибудь».

Собственно этот неудачный бросок видело всего человек 5. И мне не было высказано никаких порицаний. Последующие броски я выполнял все лучше и лучше, причем последним броском я настолько точно попал в мишень, что она едва не упала. Хотя задача при этом метании попасть хотя бы в круг радиусом в 5 метров.

Когда ты в армии (часть 5)

Рексы

Рексами у нас называли солдат отдельной комендантской роты. Откуда повелось это название? Говорят раньше — это подразделение занималось регулировкой движения, и из первых букв аббревиатуры получалась это название.

Рексов не любили. Очень не любили. Во-первых, они ходили в патрули и ловили тех, кто ходит по территории дивизии без увольнительных. Во-вторых, и это более существенно, они вымогали деньги у солдат. Делалось это очень просто. В дивизии было одно главное КПП «Северное» или по-простому «северА» (именно так, с ударением на последнюю букву). На этом КПП происходила встреча приехавших в часть родителей и сыновей. Когда солдат шел на встречу с приехавшими, то на КПП его останавливали Рексы и начинали придираться к форме одежды. Причем придирки были вплоть до пустяков (сапоги не блестят, дырочка в форме и т.д.). И предлагали либо идти в комендатуру, либо за небольшую плату все решить. Естественно, что солдат к которому кто-то приехал, был готов взять у родственников деньги и отдать лишь бы встретиться с теми кого он не видел полгода, а то и больше. Тем более что увольнительная давалась обычно лишь на два часа.

Если же солдату удавалось пройти на территорию, где стояли столики и скамейки для встреч, минуя патруль, то уже на этой территории ходили другие Рексы, которые подходили не особо стесняясь, и отозвав бойца, начинали давить на него с тем же умыслом – выбить деньги. Иногда они брали едой привезенной родителями, но в основном предпочитали деньги.

По моим скромным подсчетам за выходной день пара Рексов на территории КПП могла насобирать до 2-3 тыс. руб. Еще раз повторю, это по самым скромным подсчетам и только за один день.

Рексам отслужившим год и более, жилось довольно вольготно. У них были деньги, еда, не было проблем с проводом женщин на территорию дивизии. Молодые Рексы «метались» на старших, добывали эти самые деньги, еду и т.д.

Ходит легенда, что один старшина из Рексов уехал домой на новенькой Волге и с 200 тыс. рублей наличных денег.

Черняга

Было это в ноябре 2004 года. Погодка тогда нас не баловала. Постоянно шел снег, дул пронизывающий северный ветер и было холодно. Холодно настолько, что я по неволе вспоминал Урал, бескрайние родные степи по которым гуляет такой же вот бесшабашный, дикий ветер. Однако на душе у меня было тепло. Тепло потому что до дома оставалось ТРИ дня.

О, благодарный читатель, читающий сейчас эти строчки. А знаешь ли ты, что такое «Три дня до дома»? Нет, ты не знаешь, если не служил в нашей армии. Ты уже вне закона. Уж «Вовка Путин подписал указ об увольнении в запас», а ты еще здесь. Здесь среди шакалов, духов, кусков, кэпов и прочих. И тебе на них – ПО ХУЙ! Но ты делаешь вид, что все еще в армии, хотя мыслями ты далеко отсюда. И они тоже знают, что тебе на них ПО ХУЙ, но делают вид, что верят. И нужно дойти, прошмыгнуть по этой тончайшей грани между армией и домом, чтобы не свалиться и не загреметь в «дисбат» или еще хуже – не начать лизать зад начальникам ради спокойного возвращения домой. Эти дни ты ходишь, засунув руки в карманы, опустив ремень ниже пупка, и валяешься в сапогах на постели, ожидая времени обеда или ужина. Вспоминаешь всё, что было интересного за службу. Обмениваешься с такими же дембелями планами на будущую жизнь. Ибо только дембель, может понять другого дембеля.

И вот когда до дома оставались эти долгожданные три дня. Меня к себе вызвал ротный. Мой ротный не был чем-то особенным на фоне нашей армии. Он много пил, курил, но в тоже время его физической форме мог позавидовать любой спортсмен. Рост его был под два метра. Плотно сложенный, крепкий малый, одним ударом своего пудового кулака могущий уложить любого в роте, в батальоне, да и во всём полку не было ему равных. Его уважали и боялись. Уважали за то, что по сравнению с соседними ротами у нас было относительно сносно жить, а боялись потому, что он без разговоров мог сломать нос любому сержанту за не выполнение задач, пусть даже тому оставалось «мало до дома». И вот он вызвал меня…В канцелярии сидел сам ротный и пришедший к нему друг. На столе стояла бутылка дешевой водки и два стаканчика. Ротный взглянул на меня и попросил, да именно попросил сходить в столовую за буханкой черного хлеба.Как бы Вам дорогой читатель объяснить, что такое просьба командира. Это не приказ, нет. Это хуже. Это выражение уважения и доверия к тебе. Почему хуже? Да потому, что приказ тебе отдает начальник, а просит – человек. На приказ можно ЗАБИТЬ, найти тысячу причин, почему его нельзя выполнить, но просьба… Просьба это другое. Ты не можешь сказать «нет», ты внутренне понимаешь — «надо». Ну что ж – надо так надо.Как назло в эти три дня в дивизии царили драконовские меры порядка. Дивизия наша и так была «шизовая», т.е. постоянно была какая-то «шиза». То генерал приедет, то телевидение припрется, то еще какая-нибудь гадость. В общем, выйти из казармы просто так без офицера было нельзя. Тебя мог задержать любой патруль, коих было в достатке и отводил он тебя не обратно в роту, а в комендатуру, откуда мог забрать только твой ротный или комбат. Что и говорить, попасться в моем положении патрулю было никак нельзя. И я пошёл.

Каким-то неведомым чудом мне удалось прошмыгнуть к зданию столовой, не будучи остановленным. Но, что было делать дальше? Своих «земанов» в столовой у меня не было, меня вообще там никто не знал. Правда в роте ребята узнавшие о просьбе командира посочувствовали мне и посоветовали искать ККК работавшего хлеборезом. Подойдя к входу я увидел прапора сидевшего у двери и решив, что терять мне уже нечего направился прямо к нему и задал вопрос где найти хлебореза. Его ответ меня просто убил. Оказалось, что ККК на днях дембельнулся. Ну, делать нечего. Сделав морду кирпичём и спокойно пройдя мимо прапора я направился в зал, где готовили пищу. Подойдя к окну выдачи хлеба, я позвал хлебореза и объяснил, что мне надо. Он на отрез отказался давать хлеб, сославшись на то, что в столовой сейчас ходит какой-то их начальник, который такие вещи не прощает. И всё же после пятнадцати минутных уговоров он сдался и я, засунув хлеб за пазуху, отправился в роту.

Обратная дорога прошла в не меньшем напряжении, но бог был благосклонен ко мне и я добрался без происшествий. Ротный получил свой хлеб, а я спокойно завалился на кровать дожидаться ужина.

Когда ты в армии (часть 4)

«Служба»

На «службу» мы мечтали попасть с первых месяцев пребывания в части. «Службой» назывался выезд в Москву на поддержание правопорядка. Варианты были разные. К примеру, после взрыва между станциями "Автозаводская" и "Павелецкая" вагоны стали проверять солдаты из нашей дивизии. Их задачей был поиск «ничейных» сумок и других вещей. Другим вариантом был выезд на большие мероприятия (концерты, футбол, праздники), где солдаты стояли в отцеплении или патрулировали территорию.

Почему же мы хотели попасть на «службу»? Во-первых, многие никогда не видели Москву, во-вторых, это была возможность вздохнуть чуть свободней, посмотреть на девушек, дорогие машины, гражданскую жизнь одним словом. В-третьих, это была реальная возможность добыть деньги или же просто поесть чего-то сладкого (ох как хочется в армии сладкого). Я скажу тебе, дорогой читатель этих строк, что народ у нас очень добрый и отзывчивый. И я в этом убеждался не раз на своем опыте и опыте своих друзей.

Помню свой первый выезд на «службу». Мы стояли вдвоем с другим солдатом на платформе станции метро. К нам подошел мужичок лет 45 и тихонько, чтобы никто не видел, сунул в руку солдату 10 рублей мелочью, сказав, что они вам пригодятся. И это не было чем-то редким и необычным. Сумма в данном случае значения не имела, т.к. человек дал деньги от души. В другом случае, какой-то мужик угостил парней из соседнего взвода обедом (привел их в кафе и оплатил всё, что они заказывали). Счет был на пару тысяч рублей. Плюс к этому он купил им несколько блоков дорогих сигарет (Marlboro, Camel).

И меня угощали, но скромнее, хотя здесь душу греет сам факт. Будучи на службе я пошёл купить в ларек шоколадку. Там стояла группа парней. Отстояв очередь, я купил шоколадку, а парень стоявший рядом спросил – «Служивый, а чё так скромно? Может, чего еще хочешь?». Я помялся и сказал, что водички какой-нибудь бы купить, но денег уже нет. «Нет проблем» сказал парень и купил мне большую бутылку пепси. «Может еще, чего хочешь?», спросил парень. Но я, поблагодарив его, отказался и поспешил спуститься обратно в метро на пост.

Но выше описанные случаи — это скорее удача. Обычно же деньги приходилось добывать самому. Делалось это банальным образом – попрошайничеством. Подходишь к человеку и спрашиваешь «нет ли у вас лишней мелочи?». Сейчас со стороны это может показаться низким, недостойным и бог еще знает чем. Но в тот момент. От этой мелочи зависело многое. В первую очередь на неё можно было купить конверты с марками, которые доходили в четыре раза быстрее до адресата, чем обычные солдатские письма и отправить письмо Маме, любимой девушке, друзьям. Можно было позвонить домой, купив телефонную карточку и услышать голоса родных и близких. Или купить самую дешевую шоколадку, о которой так мечтаешь в первые месяцы службы.

Попрошайничество было довольно заметным явлением, о нём частенько говорили полковники на утренних разводах. Но сама система порой толкала на это солдат. Дело в том, что нас привозили в Москву примерно в 12 часов, а обратно привозили 1-2 ночи (по приезду нас кормили ужином). За это время никакого обеспечения едой или водой не было. Давалось время «на обед» но как обедать, где обедать, не говорилось.

Я ездил на «службу» три раза и в двух случаях было именно так. Обычно на таких выездах «деды» сами не попрошайничают, это делают молодые духи и отдают им большую часть собранных денег. Бывали и другие случаи, например, однажды дембель, которому оставалось совсем немного до дома, хорошо выпив, отобрал гитару у парня в метро. Парень сообщил в милицию и дембель поехал уже не домой, а в дисбат.

Спэшелы

Где мы – там победа

Отряд специального назначения «Русь» базировался на территории дивизии. Это была отдельная неприкасаемая каста солдат, из которых делали боевые машины смерти. Обычно их называли спецназовцами, спэшелами (от англ. Special) или ГСНщиками (группа специального назначения). Мы уважали их и ненавидели одновременно. Уважали за то, что они занимались в армии действительно армейской подготовкой – постоянно бегали, отрабатывали боевые приемы, ездили на стрельбы и т.д. У них на вооружении были новейшие образцы оружия, о которых я лишь читал. Чтобы задействовать их на какие-нибудь общие хозработы не могло идти и речи. Из всей дивизии они был самой подготовленной её частью. А ненавидели мы их за то, что, пользуясь своим особенным статусом они наглели и чувствовали себя безнаказанными.

Есть в армии такой неписанный закон – одно подразделение никогда не пропустит через себя другое, т.е. если идет рота солдат и на перекрестке с боку выходит вторая рота, то этой роте придется ждать пока не пройдет вся первая рота. Соблюдалось это строго, это было своего рода дело чести подразделения. Доходило до драк с кровью и выбиванием зубов. Но, если сквозь роту хотела пройти группа спецназа, то даже самые отчаянные сержанты предпочитали расступиться и пропустить. Ибо в противном случае спэшелы без разговоров начинали драться, а драться они умели. И не дай бог, им было дать отпор (сделать это было можно т.к. обычно их было не много, и задавить количеством не составило бы труда). В этом случае считалось, что задета уже честь спецназа, а это уже означало, что за своих товарищей подымится вся группа, если даже не отряд. И горе той роте, которая позволила себе дерзость.

Спэшелы ходили борзо, ничего не боясь. Им было плевать на обычные патрули, их старались не трогать даже офицеры и «Рэксы». Смотреть прямо в глаза спэшелу считалось оскорблением, они этого не любили. Не дай Бог в одиночку пройти мимо их казарм – могли затащить внутрь и заставить делать самую грязную работу. У самих спешэлов была та же дедовщина, что и в наших полках, «вороны метались на дедов», духи делали грязную работу и т.д. Серьезным отличием в их подразделениях от наших — было отсутствие воровства. Это строго пресекалось.

Рассказывают хрестоматийный случай, как однажды офицер при умывании снял с пальца обручальное кольцо, положил на раковину и забыл надеть обратно. Спохватившись через несколько дней он нашел его на том же самом месте. То же самое было и со случайно оброненными ценными вещами или деньгами. Их не трогали.

У спэшелов былая своя «иерархия крутости». К примеру, за право носить берцы, нужно было сдать определенный норматив, за право носить шеврон спецназа, нужно было сдать еще более жесткий норматив, за право носить стальной жетон еще более жесткий норматив и т.д. Особняком стояли «краповики», т.е. те, кто сдал, на право носить краповый берет. Эта была вершина крутости. Таких было немного они пользовались почетом и уважением. Сам краповый берет, считался своего рода святыней. Дотронуться до него имел право только владелец. Прикосновение к берету другого человека считалось оскорблением чести владельца. Рассказывали, что скучавший «краповик» мог ради прикола закинуть свой берет в комнату, где сидели молодые спэшелы, и тот в кого он попадал, подвергался определенным наказаниям – ведь он как бы дотронулся до святыни, до крапового берета.

Во времена первой чеченской кампании спэшелов весьма оригинально готовили к боевым действиям в городе. К примеру, группе спецназа ставилась задача — «захватить казарму 6-ой роты 4-го полка и удерживать 30 минут». Естественно, что никто эту самую шестую роту не предупреждал. И вот представьте себе ситуацию – стоит у окна шестой роты солдатик, пишет письмо, и вдруг взглянув в окно, видит, как к казарме в полной боевой выкладке бежит спецназ. «Пиздец, сейчас будут захватывать» мелькает в голове у солдата. В следующую секунду дверь казармы распахивается от удара ногой, дневальный не успев даже вскрикнуть, нейтрализуется прикладом. В следующее мгновение ударная группа захватывает канцелярию роты, где, не церемонясь, кладет лицом вниз всех офицеров. Остальные спецназовцы занимают круговую оборону возле окон. Всех солдат роты сгоняют в одно место и связывают. Продержав роту полчаса в захваченном состоянии, группа спецназа снимается и так же быстро уходит в свое расположение.

Иногда этот сценарий изменяли на другой – к примеру, ставилась задача «захватить замполита 4 роты, 5 полка». Операция считалась выполненной, если группа доставляла замполита в качестве пленного в свое расположение. Рассказывали, что бывали приказы на захват и удержание не только рот, но даже штаба полка. Естественно такие «захваты» не доставляли радости обычным офицерам и солдатам, поэтому их запретили и в мою службу они стали уже легендами.

Может возникнуть вопрос – а почему вообще возможны были такие случаи? И почему спецназовцев не могут «поставить на место»? Для ответа на данный вопрос надо знать и понимать специфику нашей армии. Спецподразделения всегда были, и будут оставаться в армии высшей кастой. Ибо от их действий зачастую зависит успех сложнейших операции. Силами небольшой группы порой делалось то на, что у целого полка уходили недели. Перечислять можно бесконечно.

По приезду нового пополнения в часть, первыми ВСЕГДА выбирают представители спецназа и уже потом все остальные. Они стараются забрать к себе самых сильных и выносливых парней. Отбор в спецназ жесткий. Из 300 человек нашего пополнения спецназовец отобрал себе только ОДНОГО человека. Многие кто желал попасть в спецназ и попадал туда, вскоре сами уходили оттуда, не выдержав темпа и нагрузки. Других отчисляли командиры.

Мне приходилось пересекаться со спецназовцами, когда лежал в медсанбате. Впечатление не из приятных. С теми из них кто отслужил больше года, уже трудно было найти общий язык, т.к. им буквально внушали, что они по определению лучше, чем остальные солдаты. Даже те спешэлы, что были моего призыва, никогда не убирали за собой посуду, не мыли полы и т.д. Когда я спросил одного из них – «почему он не убирает за собой посуду в столовой?» — он ответил, что если сделает это, то остальные спэшелы его жестоко изобьют, т.к. он «высшая каста». Этот парнишка был нормальным малым, когда он объяснял, почему так поступает, он смущался. Было видно, что ему неудобно говорить об этом.

Когда ты в армии (часть 3)

Шакалы

Этим неблагозвучным словом в армии зовут офицеров. Для меня офицер и шакал были вещами разными. Всё, что говорилось о чести и достоинстве офицера, как правило, мало совпадало с действительностью. Ярким примером этого был один ротный командир, который воровал, не особо стесняясь. Например, нашу новую форму, которую должны были выдать при выпуске из учебки. Точнее сказать её продавали сержанты, а большую часть денег отдавали ему.

Однажды он переезжал в новую квартиру, поэтому часть вещей привез в роту, чтобы позже отсюда забрать, когда он через несколько дней нашел машину и велел солдатам загрузить в неё вещи, то заодно приказал (именно приказал) бойцу снять в канцелярии телевизор и погрузить его так же в машину. А телевизор был куплен на общие деньги, которые собрали солдаты. Это только вершина айсберга, которую я мог наблюдать. Ротный был примером той части офицерского состава, которой наплевать на жизнь солдата, ему по-фигу в чём он ходит, что ест. У него на первом месте своя жизнь и точка.

Противоположным примером был лейтенант DDD. Это был здоровый мужик, глядя на которого чувствовалось, что он сам по себе стоит взвода, а то и роты. Ему было наплевать на выговоры начальства за мелкие нарушения, которые он не считал существенными. Главной его чертой было отцовское отношение к солдатам. Он мог долго беседовать с ними на задушевные темы, объясняя как поставить себя в новом коллективе, как можно выполнить одну и туже задачу разными путями и т.д. Тренировал он их с умом, давая нагрузки вперемешку с отдыхом. В тоже время он был суров и не любил неуставных отношений. Однажды когда в его взводе один солдат сломал другому нос. Он поднял всех ночью и в бронежилетах по грязи взвод бегал с койками до тира и обратно. А это несколько километров только в одну сторону.

Взводному командиру – лейтенанту SSS было далеко до DDD. Все разговоры взводного сводились к темам, — «какая машина круче» и «как я трахал одну телку». Не скажу, что взводный был совсем никудышным, он был хорошо подготовлен физически, неплохо стрелял, но уважение он не вызывал. Обычный шакал коих было много в дивизии.

Рукоприкладство со стороны офицеров было обычным делом. Это позволяли себе большинство офицеров вплоть до подполковников, кто-то больше кто-то меньше. Комбат однажды ударом кулака в лоб свалил дневального с тумбочки за то, что тот сказал — «Товарищ комбат, докладываю…». Один ротный как-то сломал нос сержанту за какой-то проступок. Командир соседней роты вообще был зверюгой, сержантам от него доставалось очень часто. Я как-то видел, как взяв одного сержанта за шею, он бил его головой о спинку кровати.

Дедовщина

О том, что дедовщина в дивизии есть, я думаю объяснять не надо. Собственно в первые месяцы в учебной роте дедовщина особо и не чувствовалась, т.к. нами командовали сержанты, которые по определению отдавали приказы. Причем приказы эти могли быть любые, и их нужно было выполнять т.к. ты принял присягу.

А вот сами сержанты, отслужившие полгода (таких называли воронами), уже во всю «метались» на своих дедов исполняя их не мудреные каприза типа – «сигарета пошла», «майонезик к обеду замути», «парчуги сделай через час» и т.д.

Собственно и до армии мне был понятен механизм такого поведения, но здесь я убедился в этом лично. Держалось всё это только по одной причине – никто не хотел разрывать порочный круг (я имею в виду самих солдат и сержантов). Проще говоря, в армии ты попадаешь в отлаженный механизм и видишь, что вокруг все так и живут и тогда многие без раздумий включаются в эту систему. Логика здесь не хитрая – полгода я «пометаюсь» на дедушку, зато потом на меня будут «напрягаться». Естественно когда у такого солдата увольняется «дедушка» и приходят уже «его» духи, он начинает их эксплуатировать так же как до этого «напрягали» его или даже еще хуже. Круг замкнулся.

Почему же круг не разрывается? Да потому что солдату, который на кого-то «метался» естественно становиться обидно – «А почему я метался, а на меня не будут?» и всё повторяется.

Описанное выше я бы называл – вертикальной дедовщиной. Есть еще горизонтальная дедовщина – это когда заставляют работать или издеваются над парнями из своего же призыва. По мне так это не лучше, если даже не хуже. Происходит это обычно по одному сценарию – выбирается самый слабый или туго соображающий солдат, который не в силах дать сдачу. И начинается. В нашем отделении было два таких солдата и почему-то остальные считали своим долгом дать им затрещину перед отбоем, «прокачать», или просто словесно поиздеваться. Причины такого поведения я видел в том, что в нашем взводе было много парней с устоявшимися «ништяково-пацанскими» понятиями. Для них унизить слабого было нормальным делом, остальные, видя это, тоже начинали им подражать. Сказывалось общая усталость и раздражение от каждодневных изнуряющих работ без выходных.

К своей чести могу сказать, что за всю службу я ударил духа лишь один раз перед самым дембелем и то скорее шутя (щелбаном в лоб) за то, что он сидел и подшивался на моей постели, что само по себе являлось нарушением порядка и проявлением неуважения. Будь на моем месте другой, то летать бы духу по кубрику очень долго. Собственно он даже не обижался, зная, что абсолютно не прав и по закону и по совести.

Вообще же «слабые» ребята, с моего взвода поняв, что я не собираюсь их унижать и даже стараюсь помочь морально, стали тянуться ко мне. За право быть со мной в карауле чуть ли не дрались. Ибо я относился к ним как к равным.

Помню одного «слабого» солдата, который любил работать рядом со мной. Глядя на него, я отчетливо представлял его в окружении внуков, которым он читает книгу. Он не вписывался в армейский быт. Он не мог быть злым, он святился внутренней добротой. Таким как он лучше было не попадать в армию, ибо их начинают «грызть». Вот и он не выдержав однажды «грызни» перерезал себе вены (причем за два часа до этого я работал вместе с ним, беседовал на разные темы и он не выглядел подавленно и обиженно). К счастью он остался жив. Как потом он мне объяснил – «на меня просто накатила безысходность, надоело терпеть». А ведь его даже не били, человек просто морально не выдержал армейского быта.

Когда ты в армии (часть 2)

Юбилей

Переломаны буреломами…

Меня угораздило попасть в самую шизовую дивизию внутренних войск, да ещё и в год её 80-летнего юбилея. Плюс к этому у учебного полка, где я служил, так же был юбилей – 50 лет. Жуткое сочетание. Особой остроты придавало то, что ожидался приезд президента России — Путина.

Чтобы читатель проникся атмосферой, царившей в дивизии, я расскажу о некоторых моментах.

С первых месяцев службы мы включились в подготовку дивизии к юбилею. В основном это заключалось в уборке обширной территории тира от старых деревьев, пней, строительного мусора и т.д. Чем-то это напоминало мне классический лесоповал. Одни пилили деревья, другие их оттаскивали, утопая в грязи по щиколотку, третьи складывали. И так изо дня в день. С весны темп работ усилился. Мы практически не вылезали с территории тира. Обычный день строился так – завтрак, работы до обеда, возвращение в роту, для того чтобы почистить сапоги и идем на обед, оттуда сразу обратно на работы до ужина. Усталость была жуткая, времени хватало лишь подшиться и слегка очистить одежду. Написать пару строк домой можно было только с утра в те 5-10 минут, что можно было выкроить перед уходом на работы. Дошло до того, что приходилось напрашиваться в наряды по столовой, где можно было выкроить уже часок и написать письма всем кому хотелось.

Погода для работы не имела значения. Будь-то это морозы под 40 градусов, дожди или палящее солнце.

С весны в дивизии появились гражданские строительные бригады. Разделены они были по национальному признаку – украинцы, белорусы, армяне и т.д. Они занимались ремонтом зданий (к примеру, гарнизонного дома офицеров), казарм, асфальтированием дорог и т.д. С асфальтированием было забавно, т.к. закатали хорошим асфальтом главные дороги, а те дороги по которым, срезая путь, всегда ходили роты так и остались утопать в грязи.

Деньги в этот юбилей вложены были не малые. И многие стремились урвать свой кусок пирога. Один бригадир строителей рассказывал, что за право здесь работать разбирались бандитские «крыши» в Москве.

За месяц до юбилея начались репетиции прохождения строем. Теперь прежде чем пойти на работы мы два часа усиленно маршировали. По возращении с работ, перед ужином, мы опять же маршировали.

Юбилей прошёл. Путин не приехал. Приехал министр внутренних дел Нургалиев. Всё прошло вполне сносно. И дивизия начала подготовку к новым юбилеям, визитам и т.д. Бесконечный круг шизы замкнулся.

Мафия

«Мафия бессмертна»
Из слов моего КО.

Мафию ненавидят практически все и все мечтают на неё попасть. Хотя нет, не все. Примерно десяти процентам не плохо живется и в дивизии. Это те, кто сидят в штабах, на кухнях и прочих теплых местах. Но для остальных мафия остается несбыточной мечтой.

Для тебя читатель я объясню мафия – это любая работа вне территории дивизии. Например, банальное строительство дач. Возможно, кто-то и спросит, что хорошего в том, чтобы с утра до вечера строить чью-то дачу? Объясняю – воля брат, ВОЛЯ! Да, пусть это не та свобода, до которой еще так далеко, но зато у тебя есть возможность посмотреть на людей без формы, вырваться из этого однообразного инкубатора.

Бывали случаи (и не такие уж редкие) когда бойца, еще даже не принявшего присягу, командир отправлял на мафию в Москву, а возвращался он за три дня до дембеля как раз чтобы успеть оформить документы на увольнение. Но это всё же исключения. А в основном на мафии работали от нескольких недель до нескольких месяцев. Пока не кончиться работа или пока не проштрафятся (в основном срезались по пьяни).

Мафия делилась на несколько уровней – ротная, батальонная, полковая и дивизионная. В зависимости от уровня проходило скрытие отсутствия солдат. Т.е. если солдата забирали что-то делать для командования дивизии, то его командиры спокойно говорили об этом любой полковой проверке. Ротный тоже мог на свой риск отправить бойца работать, но скрывать это ему было труднее, поэтому перед любой проверкой такие бойцы возвращались в роту, а сразу после проверки вновь уезжали.

Мафия не всегда такая сладкая как может показаться. Парнишка старшего призыва рассказывал, как попал на одну из мафий. Они что-то строили. Главным был один прапорщик. Утро у них начиналось с раннего подъема, а чтобы лучше вставалось он бил их палкой и пинал ногами. Потом было подобие ужина в виде недоваренных мокорон. На еду давалось минут пять не больше. Потом работа до вечера. Чтоб не было скучно прапор периодически «прокачивал» их, т.е. заставлял отжиматься до изнеможения, а потом сразу за работу. Вечером был ужин, такой же как и завтрак, а с утра всё начиналось по новому. Что и говорить солдаты мечтали попасть обратно в дивизию. Буквально молились на это.

Комбат XXX был предприимчивым мужиком. Он рассылал солдат на мафию как на обыденное дело. Доходило до того, что на утреннем разводе из положенных 100 человек стояло лишь 30 и им приходилось растягиваться, чтобы создать хотя бы видимость полной роты. Но комбата это не смущало. Бойцы работали на самых разнообразных точках, начиная от складов и заводов и заканчивая частными охранными предприятиями Москвы. Естественно, что всё это было с молчаливого попустительства командира полка, которому отстёгивалась доля. Правда потом комбат решил не делиться, и на мафии постоянно было лишь 5-10 человек. Их отсутствие было легче скрыть в случае внезапной проверки.

Обычная схема был такая: солдата сажали в машину с тонированными стеклами и вывозили из дивизии (машина комбата не проверялась). Далее солдата привозили на объект, где он будет работать, давали одежду, и он приступал. В день солдату на еду выдавалось 50 руб. на которые он сам решал, что купить. Примерные цены того года – лапша БП — 2.40 руб., небольшой пакетик майонеза – 7 руб., батон – 8 руб., дешевые пельмени 500 г. – 35 руб. В принципе денег вполне хватало на еду. Тем, кто курил, было чуть сложнее, т.к. приходилось выбирать между едой и куревом. Самым лучшим вариантом было, когда работать нужно было вдвоем, а деньги давались сразу на 10 дней, в этом случае можно было сэкономить и потратить часть денег на мелкие радости.

Вообще же мафия давала путёвку в жизнь многим, кто попадал на неё. Она давала возможность завязать нужные связи и зацепиться за место в Москве. Многие этим пользовались. Я видел человек пять, которые остались в Москве только потому, что работали там на мафии. Причем некоторые даже не уезжали домой после дембеля, они просто приходили на ту же работу уже официально.